Галерея «Максим» - Страница 23


К оглавлению

23

Алла пожала плечами, сказала: «Делай, как знаешь» и вышла на работу. Илья ожидал, что с непривычки такой груз забот окажется очень тяжел для нее, но, к его удивлению, жена быстро втянулась в новое занятие и даже сделала карьеру, став через два года заместителем директора. Постепенно она отдалилась от него так, словно они прожили тридцать лет вместе и порядком надоели друг другу. Все ее мысли были заняты делами, сметами, бухгалтерскими понятиями, оборотом товара и многим другим. До них с Максимкой очередь доходила редко. Вечерами, когда она, усталая и измотанная, приезжала домой, то рассказывала в основном о рабочих проблемах, мало интересуясь тем, что происходит у них. А свободное время проводила где угодно, только не дома. Алка обзавелась нужными знакомствами, у нее появилось несчетное количество подруг – дружить с такой влиятельной дамой, через которую можно было доставать дефицитные товары, желали многие. А для своей семьи времени у нее не хватало совсем.

Втайне Илья надеялся, что Максим пойдет по его стопам, продолжит творческую династию Емельяновых. Именно поэтому он старался, как мог, привить сыну любовь к искусству. Совсем крошкой он часто приносил его в свою мастерскую (именно приносил, Максимка был еще настолько мал, что не мог самостоятельно вскарабкаться по лестнице на второй этаж), показывал картины, разрешал трогать кисти и краски, позволял рисовать прямо руками, окуная пальцы в акварель. Малышу подобная техника очень нравилась, он мог подолгу сидеть так, выводя ручками одному ему понятные рисунки. Однажды Илья увидел на его бумаге нечто, напоминающее цветок, и счастью отца не было предела. С еще большим рвением он стал заниматься сыном, развивал его вкус, показывал альбомы, водил по музеям. Как-то раз Максимка, когда ему было лет пять, взял альбомный лист, акварель и, подражая, как ему тогда казалось, отцу, наляпал на бумагу цветных пятен. И, очень гордый собой, побежал хвастаться:

– Папа, смотри, я картину нарисовал! Как у тебя.

– Интересное сочетание цветов… – похвалил Илья. – А что это? Что нарисовано?

– Это… – мальчик растерялся. – Это машина.

– Какая машина?

– Просто машина.

– Просто машин не бывает. Бывают легковые, грузовые, автобусы… Бывают машины, которые стоят на месте, машины, которые едут, машины, которые мчатся быстро-быстро. Какую именно машину ты рисовал?

– Я не придумал.

– Если не придумал, то хорошей картины не будет. Понимаешь, сначала надо ее увидеть, понять, что ты хочешь ею сказать, и только потом браться за рисунок.

Максим попробовал, но получилось плохо. От досады он даже расплакался.

– Не переживай, – утешал отец. – Сразу ни у кого ничего не получается. Рисовать надо очень долго учиться. Пробуй рисовать машины, чашки, деревья… Сядь перед машиной и зарисуй ее. Это называется с натуры. Как на картинках, которые мы с тобой все время смотрим.

– Но ты рисуешь совсем не так! – возразил сынишка. – У тебя нет машин и чашек, просто цветные кляксы. Я хочу рисовать, как ты. Так проще.

Илья рассмеялся:

– Если бы они были просто цветными кляксами, они не были бы картинами. В каждом абстрактном рисунке есть смысл, настроение, эмоции. Зачастую содержания в них гораздо больше, чем в обычном реалистическом изображении, потому что больше возможностей.

Ребенок внимательно выслушал его лекцию. Что уж он понял из нее и какие сделал для себя выводы, Илье было неведомо, но впоследствии он часто вспоминал этот их первый серьезный разговор об искусстве и подражании. Став постарше, Макс с удовольствием продолжал учиться рисовать, охотно ходил в художественную школу, овладел разными техниками. Однако, рисуя что-то свое, а не по заданию, он все чаще начинал подражать отцу. Было такое чувство, что он делает это почти подсознательно. И получалось очень неплохо.

Как реагировать на подобное, Илья не знал. С одной стороны, было даже приятно – значит, он такой значительный авторитет для сына, что тот во всем хочет следовать ему. С другой – хотелось, чтобы Максим нашел собственный стиль, свою индивидуальность и, возможно, впоследствии стал бы самостоятельной яркой фигурой в российской живописи, а не просто последователем малоизвестного художника Емельянова.

– Не переживай, – подбадривала Марина. – Еще рано делать выводы, он еще маленький… Да и нет ничего страшного в том, что он тебя копирует. Ты же знаешь, сейчас маньеризм в отдельный стиль выделяют. Тебе должно быть даже лестно, обычно маньеристы только большим мастерам подражают.

Проблема решилась сама собой, когда в подростковом возрасте Максим охладел к рисованию. Художественную школу еще с грехом пополам закончил, но продолжать дальнейшее обучение не захотел, даже в архитектурный институт отказался поступать. Выбрал, по совету деда, строительный университет, потому что черчение ему тоже всегда нравилось.

Нельзя сказать, чтобы Илью такое решение не огорчило. Но он не стал ничего говорить Максиму. Потому что не считал себя вправе навязывать кому-либо свое мнение – пусть даже и собственному сыну. А также потому, что, когда Макс достиг подросткового возраста, их отношения постепенно, но ощутимо охладились. Как раз в это время в стране начались перемены, произошло резкое расслоение на богатых и бедных. Семье Емельяновых-Ханаевых, как и всем другим семьям, тоже пришлось реагировать на то, что происходит вокруг. Алла и ее отец сумели извлечь из происходящего максимальную выгоду для себя, Илья же только растерялся, особенно после того, как его зарплата реставратора в филиале музея, куда он не так давно устроился, за какой-то год полностью обесценилась, а потом он и вовсе потерял работу – филиал, находившийся в помещении храма, закрыли и вернули здание церкви.

23