Галерея «Максим» - Страница 74

– Я не буду этого делать, – решительно заявил Макс. Сказать, что он был шокирован тем, что услышал, – значит не сказать ничего. Он давно понял, что мамин хахаль – человек жесткий и очень опасный, от такого лучше держаться как можно дальше. Но того, что прозвучало сейчас, он не ожидал даже от дяди Влада. – Ничего из того, что вы мне предлагаете, я делать не буду. Да, я очень зол на отца и на Лену. Особенно на отца, который меня предал. Но все равно на то, что вы от меня ждете, я не соглашусь…

Генерал нехорошо рассмеялся.

– Деточка, – вроде бы даже ласково проговорил он. – Ты меня не понял. Тебе никто ничего не «предлагает». И согласия твоего никто не спрашивает. Не трясет оно никого, твое согласие, усек? У тебя нет выбора. Ты будешь делать все, что тебе скажут. Или отправишься в зону. Тяжкие преступления не имеют срока давности, а групповое изнасилование и доведение до самоубийства – это тяжкие преступления. И на показания Инны можешь особенно не рассчитывать. Это для нас с тобой информация, а в суде они никакой силы не имеют. Кто-то кому-то что-то сказал – это, знаешь ли, не аргумент. Вот медицинское заключение – аргумент. И запись телефонного разговора – аргумент. Более того – поджог, смерть подельников и инсценировку собственной гибели я тоже на тебя повешу. Так что не беспокойся, загремишь по полной, это уж я тебе обеспечу. А если буду сильно сердит на тебя, то обеспечу еще и веселую жизнь на зоне. Ты вообще знаешь что-нибудь о колониях строгого режима или тебе прочесть небольшую лекцию?

– Мне надо подумать… – хмуро пробормотал Макс, чувствуя, что его загнали в угол.

– Ну-ну, подумай, – усмехнулся Влад. – Только тебе это ничего не даст. Тебе меня не переиграть, кишка тонка. Надеюсь, ты в курсе, какой я занимаю пост? Вот то-то и оно. Кто ты против меня? Сопляк с липовыми документиками. Максимум, что ты можешь сделать, – это драпануть куда-нибудь в Самару или Воронеж и бомжевать там на вокзале. И то добираться туда придется своим ходом, потому что я тебя тут же в розыск объявлю, и с поезда, и с самолета тебя снимут. Только это не выход. Я тебя везде сыщу – и в Самаре, и в Воронеже. Из-под земли достану. Понял?

– Понял, – обреченно кивнул Макс.

Чего тут не понять? Выхода, похоже, действительно не было. Эх, чуяло его сердце, что не нужно было ехать в Москву. Зря он послушался Элизу… Кстати, надо бы ей написать. Отыскать какое-нибудь интернет-кафе, или как они теперь называются, и черкнуть хоть пару строк…

На другой день он прямо с утра отправился по специализированным магазинам и салонам для художников. Нельзя было не заметить, что с тех пор, как Макс последний раз покупал что-то из товаров для изобразительного искусства, ситуация здорово поменялась. Во времена его юности, когда он учился в художественной школе, приобрести что-то самое необходимое оказывалось проблемой. А теперь глаз радовал огромный выбор товаров на любой вкус. Без всякого труда он купил мольберт, краски, кисти, холсты и все остальное, что было нужно для работы. Вернулся домой и сразу же приступил к работе. Влад настоятельно предупреждал, чтобы он не затягивал. Как только картина будет готова, приедет эксперт, чтобы оценить, насколько качественно она выполнена и похожа ли на полотна его отца. Генерал недвусмысленно дал понять Максу, что в его интересах сделать все как можно лучше и как можно точнее скопировать отцовскую манеру.

Признаться, сначала у Макса была мысль «прикинуться шлангом». Мол, не умею я рисовать так хорошо, как папа, что с меня взять! Попробовать намалевать что-то для виду, а потом развести руками. Типа, я не волшебник, я только учусь, что вы от меня хотите? Однако, поразмыслив, он решил отказаться от этой идеи. Во-первых, все равно не поможет. Умеет он рисовать, не умеет – от него не отстанут. По-любому заставят участвовать в драке за наследство, от этого никуда не деться. А во-вторых, в нем вдруг проснулся какой-то странный азарт. Стало любопытно – а действительно, сумеет ли он создать полотно, которое окажется не хуже ранних работ его отца? Вдруг получится? И Макс с энтузиазмом принялся за дело. Это стало словно негласным соревнованием с отцом, попыткой что-то доказать ему, донести, объяснить языком мазков и красок все то, что творилось у него на душе…

Максим решил, что никому не сообщит авторского названия картины, но про себя он твердо знал, что будет именовать ее «Отец». И вложит в символический рисунок все, что ассоциировалось у него с этим словом. Первые воспоминания детства, в отличие от воспоминаний большинства людей, были связаны у Макса не с мамой, а с папой. В его памяти сохранились яркие картины того, как они гуляют вместе по осеннему парку и папа учит его рассматривать красоту узора на упавших кленовых листьях. Как любимая его, Макса, забава – легкий мячик из цветных кусочков кожи – вдруг застревает между ветками дерева и папа, большой, сильный, всемогущий, игрушку оттуда снимает. Как папа учит его смешивать акварельные краски и под руками рождается настоящее чудо – синяя краска, попав в желтую, вдруг становится ярко-зеленой, точно первая весенняя трава… А их разговоры об искусстве! Их походы в музеи, где папа так интересно, так увлекательно рассказывал и объяснял, что изображено на каждой картине. А…

Впрочем, будут в этой его картине и не только приятные, солнечные воспоминания. Если уж быть честным, то честным до конца. Максим скажет своей картиной обо всем. И о том сложном периоде, когда они с отцом перестали понимать друг друга и отдалились, разошлись в разные стороны, как иногда расплываются от ветра два вместе упавших в воду осенних листа. И о том, как начал менять свое отношение к отцу под влиянием Лены, Максим тоже скажет. И о предательстве Емельянова-старшего, не захотевшего прийти на помощь в трудную для сына минуту, тоже не умолчит…