Был всего лишь пятый час, но затянутое тучами небо и деревья, густо растущие по всей территории, создавали впечатление, что уже вот-вот начнет смеркаться. Свернув с центральной аллеи на утоптанную боковую тропинку, Илья спокойно, не торопясь, шагал по заснеженному кладбищу. Он был совершенно один, вокруг ни души. Впрочем, что тут удивительного? Очень немногие приезжают на погост зимой, когда вокруг по колено снегу, а на могилах огромные сугробы. Это потом уже, весной, ближе к Пасхе, сюда потянутся толпы…
Илья часто бывал здесь и знал дорогу наизусть. Ему предстояло свернуть вправо у внушительного серого надгробия над могилой братишек-близнецов, умерших в один день, в начале пятидесятых, будучи всего-то трех лет от роду. Татьяна, работница кладбища, которую Емельяновы наняли ухаживать за могилами, рассказывала, что детки закрылись в сундуке, играя в прятки, да там и задохнулись. Илье до сих пор становилось не по себе, когда он думал об этих малышах. Бедные их родители, как они, должно быть, горевали, как проклинали себя за то, что не уследили… По сравнению с их горем даже собственное казалось меньше и не столь ужасным.
Как же тут спокойно, как тихо! Редко-редко раздастся какой-то шум, каркнет ворона, или упадет с ветки ком снега – и снова тишина…
Внезапно впереди, как раз там, где были могилы его родных, скрипнул снег. Илья машинально посмотрел в ту сторону, но никого не увидел. Прошел немного вперед, и тут ему снова почудились шаги, на этот раз за спиной. Он обернулся – никого. Аллея пуста. Что за чертовщина?
Илья немного постоял на дорожке, внимательно прислушиваясь и глядя по сторонам, но ничего не увидел и не услышал. Он двинулся дальше и вскоре уже был на месте, у хорошо знакомой ограды. Вокруг виднелись свежие следы – видно, Татьяна побывала здесь совсем недавно. Нельзя было не отметить, что она хорошо справлялась со своими обязанностями – даже зимой захоронение выглядело ухоженным, снег с могил расчищен – никаких сугробов, на памятниках ни капли грязи, новенькие искусственные цветы – лилии и незабудки, а в прошлый раз, кажется, были пионы – еще не успели полинять.
Аккуратно отодвинув их в сторону, Илья положил к каждому памятнику свой букет. У гвоздик он предварительно сломал стебли по старой, еще с советских времен, привычке – тогда почему-то считалось, что цветы, которые продают у ворот кладбищ, собирают тут же, на могилах, и используют их так несколько раз в день. Хотя, может, так оно и есть, кто знает? Во всяком случае, бабушка научила его так делать, и он делал. Илья попытался сломать стебли и у роз, но те были слишком толстыми и не поддавались. Уколов шипом палец до крови, он рассердился, мысленно плюнул и положил все три букета так, целиком. В конце концов, ну украдут и украдут, Бог им судья.
Он долго вглядывался в родные лица на фотографиях. Дедушка на фото выглядит совсем молодым… Впервые подумалось, что, когда сделали этот снимок, дед, скорее всего, был моложе, чем он, Илья, сейчас. Умер дедушка рано, в шестьдесят один год, но того деда, постаревшего, внук уже не помнил, в его памяти он навсегда остался таким, как на этом кладбищенском снимке. Бабушка смотрит с фотографии строго, но ему ли, ее внуку, не знать, что строгость эта напускная, и в уголках губ всегда, как бы баба ни сердилась, прячется добрая улыбка. А мама и Макс на снимках кажутся не бабушкой с внуком, а братом и сестрой, так они похожи. Оба юные, веселые, смеющиеся во весь рот, оба полны жизни и радости и совершенно не думают о том, что ждет их впереди. Лена совершенно права – Машка с возрастом все больше и больше становится похожа на бабушку. А Максимка-младший пошел скорее в Ленину родню, от Емельяновых у него только глаза – карие, выразительные, блестящие…
– Здравствуйте, мои дорогие, – тихо сказал он вслух, зажигая свечку. Вокруг по-прежнему не было ни души, и можно было разговаривать с родными в полный голос, не опасаясь, что его примут за ненормального. – Здравствуй, сынок! Ты мне снился сегодня… Что ты хотел мне сказать?
Он всматривался в изображение сына внимательно, словно пытаясь прочитать там ответ. Свеча качнулась от легкого дуновения ветра, но не погасла.
– А у нас все хорошо, – продолжал Илья. – Максимка на соревнованиях по восточным единоборствам одиннадцатое место занял. А у Лены на той неделе съемки начинаются в сериале «Чистые пруды», она играет следователя…
Еще некоторое время Илья простоял здесь, рассказывая родным последние новости. Только почувствовав, что начинает замерзать, он попрощался с ними и медленно пошел прочь. Поравнявшись с конторой, решил заглянуть туда и найти Татьяну – раз уж приехал, то можно поговорить с ней, поблагодарить за хорошую работу и заплатить деньги вперед. Но Татьяны, как обычно, в конторе не оказалось, пришлось поискать ее по кладбищу.
Когда спустя около четверти часа Илья наконец освободился и уже направлялся к выходу, его внимание вдруг привлекла мусорная урна у входа. Художник не сразу понял, что с ней было не так, но взгляд явно что-то царапнуло, и он остановился, вернулся, подошел поближе. Урна была переполнена, видно, ее давно не опорожняли, и поверх всякого барахла, частично уже припорошенного снегом, на самом верху лежала дюжина гвоздик с переломанными стеблями – одиннадцать белых и одна ярко-алая.
– Не может быть, не может быть, – бормотал Илья, вытаскивая цветы из мусорки.
Он ничуть не сомневался в том, что это были те самые цветы – ну как иначе, ведь он сам полчаса назад тщательно выбирал их! Как они могли оказаться здесь? Может, действительно ушлые продавцы цветов взяли их с могилы, чтобы еще раз продать, а потом заметили, что у гвоздик сломаны стебли, и выбросили их? Да нет же, бред какой-то! Сломанных стеблей нельзя было не заметить сразу. Скорее всего, это все-таки другие, просто очень похожие цветы… И сейчас он в этом убедится.