Галерея «Максим» - Страница 43

– Их права для тебя важнее моих?

Отец с болью посмотрел на него и отвернулся к окну, проговорив напоследок:

– Мне иногда стыдно, что ты мой сын, честно.

– Ах вот как? – заорал Макс. – Тогда иди к черту! Ты даже не хочешь выслушать меня, понять, посочувствовать – не то что помочь! Вместо того чтобы встать на мою сторону, ты от меня отказываешься! Ну так и я от тебя отказываюсь! Я больше не желаю тебя знать, ты мне не отец с этой минуты! Пропади ты пропадом!

Он вылетел из мастерской, чуть не сбив на лестнице маму – Алла не удержалась от того, чтобы не подслушать разговор за дверью. Она вошла в студию и вдруг закричала:

– Максимка, скорее, скорее! Звони «ноль-три», вызывай «неотложку»!

* * *

После того как отца увезли в больницу, Макс долго сидел на своей кровати, опустив лицо в ладони. На душе было так похабно – как будто его, как щенка, выкинули за дверь. В общем, жутко было – хотелось выть, рвать на себе волосы, хотелось кричать, орать изо всех сил. Мама села рядом и стала гладить его, как маленького ребенка. И тут Максима прорвало, слезы потекли градом, рыдания душили, он уткнулся лицом в ее юбку и плакал, а она все гладила и гладила его по голове. Мама молчала и, только когда он успокоился, прошептала:

– Максюш, тебе надо исчезнуть. Я договорилась с одним человеком… Он поможет нам.

Макс с готовностью кивнул. Его настолько страшила приближающаяся тюрьма, что он был готов на что угодно, лишь бы избежать этого…

Потом он впал в какую-то апатию. Не хотелось вообще ничего делать, никого видеть, ни с кем разговаривать, никуда ходить. Он вообще не показывал носа на улицу, просто лежал целыми днями на кровати или на диване в гостиной, переключал кнопки на телевизионном пульте, но вообще не видел того, что показывали на экране. Когда звонил мобильный, Максим не брал трубку. Зачем? Достаточно и того, что мама целыми днями висела на телефоне, сама кому-то звонила, все время куда-то ездила, пыталась что-то для него сделать, нервничала и все время плакала. А Максу уже было практически все равно. Что будет, то будет. Правильно сказал пьянчуга, с которым они разговорились в «обезьяннике», – правды искать бесполезно, все равно лбом стену не прошибешь.

До ареста ему очень хотелось знать эту правду. Разобраться и понять, что же все-таки произошло той ночью? Насколько он, Макс, виноват в том, что произошло? Неужели он и впрямь первым изнасиловал Аню, а потом еще предложил ее ребятам? Трезвым он бы никогда так не сделал… Впрочем, трезвым бы он ее и к Гоче на хату ни за что бы не повез. А то, что притащил Аньку в квартиру именно он, Макс, никаких сомнений не вызывает. Иначе она бы, конечно, не поехала – одна с тремя парнями. Но он не помнит, ни черта не помнит, как это произошло! Вдруг парни все-таки сговорились против него и дружно врут – с них станется… Решили, что раз уж тонуть, то всем вместе…

А потом Максим неожиданно осознал – никому нет дела до того, насколько он виноват, и виноват ли вообще. Ни родному отцу, который отрекся от него, даже не выслушав. Ни маме, которая вроде бы изо всех сил помогает ему – но не доказать невиновность, а отмазаться. Ни адвокату, которому он все рассказал как на духу и который четко разложил всю историю по полочкам на «это говорите», «этого не говорите», а «вместо этого говорите вот это». Весь мир ополчился против него. А раз так – какой смысл бороться? Стену лбом не прошибешь…

Так прошел день, другой, третий. А на четвертый мама вернулась домой вечером не одна, а с дядей Владом.

Тот вошел к Максиму в комнату как был, не сняв уличной одежды, в сверкающих ботинках и дорогом пальто. Посмотрел на него, усмехнулся, присел на кровать и заговорил:

– Значит, так, парень. Слушай внимательно и запоминай, повторять не буду. Завтра встаешь пораньше, лучше часика в четыре, хватаешь в зубы сумку, которую тебе мать соберет, и дуешь на Ярославский вокзал…

– У меня же подписка о невыезде есть, – Макс так удивился, что даже перебил старшего.

– У тебя еще много чего есть, – усмехнулся тот. – Замолчи и слушай. Садишься на электричку, желательно на самую первую, и едешь до станции «Семхоз». Вот тебе план, найдешь по нему улицу и дом, он там крестиком отмечен. Калитка будет открыта, ключ от входной двери возьмешь в банке под крыльцом. Заходишь в дом, запираешься и сидишь там тише воды, ниже травы. Свет не включать, ставен с окон не снимать, печку не топить – там обогреватель есть и плитка, обойдетесь ими. И по участку лишний раз не шастать, только до туалета шнуром – и обратно. Все понял?

– Нет, – отвечал обалдевший Макс. – Вы сказали «обойдетесь». Я что, буду там не один?

– Не один. Возьмешь с собой приятеля, этого, как его, Гочу. Вдвоем веселее будет, – он снова усмехнулся.

– Дядя Влад… – Максим вообще ничего не понимал. – Но как же так? Что вы такое задумали? А вдруг меня поймают? Мне же за это срок увеличат, ну, типа, за побег?

– Эх, парень-парень… – Мамин любовник похлопал его по плечу. – Уж поверь мне, я знаю, что делаю. Не первый год в органах, да и не первый десяток лет.

– А вдруг нас поймают по дороге?

– Значит, сами будете виноваты. В ваших же интересах сделать так, чтобы вас не поймали.

Но Максим не успокаивался:

– А что дальше? Ну, проторчим мы там неделю, месяц, два – а потом? Все равно продукты когда-нибудь закончатся. Или увидит нас кто-нибудь, заподозрит неладное, в милицию донесет… Я же не смогу всю жизнь там прятаться!

– А всю жизнь и не надо, – отвечал дядя Влад. – Это всего на несколько дней. Потом мы тебя в другое место перекинем – подальше и побезопаснее.